Есенин повесился
Перейдём к официальной версии:
Есенин повесился сам!
Хотя и проводить столь масштабную работу, как при рассмотрении версии убийства Есенина, вряд ли целесообразно.
Достаточно «отзеркалить» аргументы pro и contra так, чтобы аргументы pro убийства стали contra суицид, а contra убийства стали pro самоповешения Есенина соответственно.
Пиксельное видение…
При этом предельного внимания заслуживает высказывание Олега Лекманова, данное в одном из многочисленных интервью, о неком «парадоксе» в обстоятельствах смерти Есенина.
Дословно не воспроизведу, но смысл в том, что версия убийства Есенина аутентична исключительно при вычленении какого-либо одного ситуативного обстоятельства из всей сложившейся картины.
Например, чем обосновать захват трубы правой рукой, если Есенин повесился сам? Или зачем предварительно резать руки, а затем лезть в петлю?
Если же рассматривать случившиеся события комплексно, «непиксельно», без оценки отдельных эпизодов единой картины, то единым аутентичным исходом видится, что Есенин провесился сам!
Психика Есенина последних дней
Эту картину и попробуем восстановить пусть даже без должной доказательной базы, что называется, по наитию.
Но соответствующие описания предварим некими воспоминаниями современников Поэта о психическом состоянии Есенина последних дней.
«Чёрный человек»
Первое. Георгий Устинов рассказывал [52]:
«Был канун Рождества. Есенин пил мало, пьян он не был. Весь вечер читал свои новые лирические стихи.
Раз десять (!) прочитал «Чёрного человека»… Читая, Есенин как бы хотел внушить что-то, что-то подчеркнуть, а потом переходил на лирику – и это его настроение пропадало».
Неплохо Есенина «вштыривает»! Находясь в трезвом уме и здравой памяти («пьян он не был»), Есенин, как пономарь, читает «Чёрного человека» около десяти раз!
Что это? Авторский экстаз от осознания созданного шедевра (а «Чёрный» – реально шедевр!)? Или очевидное указание на стойкое поражение психики? Правдой «пахнет» последнее…
«Я в цилиндре стою… Никого рядом нет»
Далее. Воспоминания Василия Наседкина [53]:
«Эта жуткая лирическая исповедь («Чёрный человек») требовала от него колоссального напряжения и самонаблюдения.
Я дважды (!) заставал его пьяным в цилиндре и с тростью перед большим зеркалом с непередаваемой нечеловеческой усмешкой, разговаривавшим со своим двойником-отражением или молча наблюдавшим за собою и как бы прислушивающимся к самому себе».
«Дважды»! И это только эпизоды, свидетелем которых стал Наседкин. А сколько таких эпизодов осталось «за его взором»?
«… Я один… И – разбитое зеркало…»
Продолжим.
«Приехав в начале ноября на несколько дней в Ленинград, Есенин, находившийся во власти зловещих настроений «Чёрного человека», до полусмерти напугал своего приятеля Александра Сахарова, у которого ночевал:
Сахаров просыпается от навалившейся на него какой-то тяжести и чувствует, что кто-то его душит. Открывает глаза и с ужасом видит вцепившегося ему в горло Есенина. Отбиваясь, Сахаров окликнул:
- Что ты, Сергей, делаешь? Что с тобой?
Есенин трясся, как в лихорадке, спрашивая как бы про себя:
- Кто ты? Кто?
Сахаров зажёг свет. Есенин вскоре успокоился и опять уснул. Под утро ночевавшую компанию разбудил звон разбиваемых стекол.
Посреди комнаты стоял Есенин, в слезах, осыпанный осколками разбитого им зеркала» [54].
Ого! Есенин не только пассивно наблюдал за своим «Чёрным», свидетелем чего неоднократно был Наседкин [53], но и, как минимум, один раз действовал активно!
Не объясняет ли это отсутствие зеркала на правой двери платяного шкафа пятого номера «Англетера»?
… Я один…
И – разбитое зеркало…
Обувь Есенина!!!
«Истина – в мелочах», - говорят в народе. Обратимся к воспоминаниям Всеволода Рождественского [55]:
«Дверь номера открыта. За столом посередине милицейские составляют протокол, на полу прямо против двери лежит Есенин, уже синеющий, окоченевший.
Расстегнутая рубашка обнажает грудь. Волосы, всё еще золотистые, разметались по грязному полу, с плевками и окурками.
Руки мучительно сведены, ноги вытянулись прямо и блестят лаком тонких заграничных туфлей».
Стоп! Лакированные тонкие заграничные туфли на ногах постояльца? Это у Есенина обувь постоянной домашней носки такая?
Вместо хождения босиком, в носках или, для самых рафинированных интеллигентов, в домашних тапочках? Вы по дому в обычной, повседневной жизни в лакированной обуви ходите? То-то…
Когда надевается «парадка»?
При каких событиях люди надевают «парадную» обувь дома, в принципе? Верно, при каком-либо торжестве. По праздникам.
В ожидании особи противоположного пола, с которой «всё только начинается» и которая планируется «на века».
Даже высокопоставленные гости изысканной обуви хозяина дома удостаиваются не всегда. Друзья – тем более.
Реконструкция самоубийства Есенина
Теперь «привязываемся» к ситуации. Время – поздний вечер 27 декабря 1925 года. Ни государственного, ни церковного, ни неофициального праздника в этот день нет.
«Ни гостя, ни друга» Есенин не ждёт – Эрлих, Устиновы и Ушаков уже ушли. На то, что «тайно придёт она», Есенин не надеется, иначе бы ни спускался к портье с просьбой никого к нему не пускать.
Ключевой вопрос: ради какого торжества Есенин напялил эту злосчастную обувь – «тонкие лакированные туфли»? Ответ более чем прозрачен: торжество это – собственная смерть!
Для Есенина-эстета эта обувь – то же самое, что галстук-бабочка на шее эстета Маяковского. Есенин готовится умирать… Или сыграть с Её Величество Смертью в игру, в которой он также должен выглядеть «с иголочки».
Итак, друзья ушли, портье предупреждён, карты – розданы. В номере происходит (версия!) следующее.
Дверь – на засов!
Вероятнее всего, дверь в номер Есенина запирается Есениным изнутри, ибо это – оптимальный способ обезопасить себя от непрошенных визитёров.
В ходе «психически активной медитации», возможно, не без влияния алкогольной интоксикации, скорее всего, уже по привычке Есенин входит в «состояние» перед зеркалом, где через непродолжительное время в очередной раз проявляется облик «Чёрного».
Разбивается зеркало
Далее – «я взбешён, разъярён и летит моя трость», заменяемая канделябром с правой тумбы, «прямо к морде его, в переносицу» – осколки зеркала правой двери платяного шкафа осыпаются на пол.
Постояльцами «Англетера» со второго этажа может отчётливо слышаться сопровождающий бросок и звон осыпающегося стекла шум.
В номере тем временем нарастает разрушающая вакханалия: рвутся черновики, с отдельным усердием разрывается фотография непризнаваемого сына, со стола срывается скатерть.
Вместе с нею (либо отдельно) бьётся посуда. В её числе и пепельница – окурки рассыпаются по полу.
Порезы, синяки и ссадины
Возрастающая истерика притупляет ориентацию в пространстве – на предплечьях от непроизвольных действий и движений, наносимых ударов, появляются ссадины и синяки, возможно и рваные кровоточащие раны.
Не исключается попытка вскрыть вены на обеих руках: на правой – «выше локтя с ладонной стороны», по Горбову; на левой – «в нижней трети левого предплечья одна рана, идущая в горизонтальном направлении, и три раны в вертикальном», по Гиляревскому.
Раны «не проникают в толщу кожи» (Гиляревский), но кровоточат без угрозы жизни. Некоторые капли попадают на поверхности предметов меблировки.
Вверх по эшафоту
Наконец – рывок к чемоданам. С них сдирается перехватывающая верёвка, заменяющая ремни.
Потом, по короткому эшафоту – письменный стул, стол, тумба – Есенин взбирается под самый потолок правого угла и начинает крепить удавку.
Либо в целях ускорения событий, либо от незначительности длины, либо в целях возможности высвобождения, верёвка крепится только к трубе, сама же петля не вьётся, а просто заматывается вокруг шеи шарфом.
Агония
Рывком ног тумба отбрасывается к шкафу и… начинается предсмертная агония, сопровождающаяся дополнительными повреждениями тела.
В какой-то момент приходит инстинктивное желание самоспасения, отчего происходит захват трубы правой рукой и предпринимаются попытки ослабления давления под весом тела.
Смерть!
Однако в связи с криминалистической невозможностью самовысвобождения попытки спасения ослабевают и:
- либо тело Есенина расслабляется плавно и происходит удушение (асфиксия);
- либо тело Есенина расслабляется рывком и под его весом разрываются шейные позвонки.
Зажатая между телом и стеной правая рука продолжает обхватывать трубу. Под весом трупа начинается процесс формирования ожогов соприкасающихся с трубой поверхностей тела.
Невольные свидетели
Доносящиеся из номера Есенина грохот и шум уже окончательно привлекают внимание постояльцев-соседей / дворника / дежурного по этажу.
Внезапно наступившая пугающая тишина и отсутствие реакции Есенина на просьбы открыть либо вскрытие двери номера Есенина, дают администрации достаточные основания полагать, что «с Есениным случилось несчастье», о чём незамедлительно оповещается управляющий Назаров (воспоминания его вдовы, Антонины Львовны, см. выше).
Дальнейшее – общеизвестные факты самоубийства Есенина…
Стих матери Есенина
Через полгода, 20 июня 1926 года, поклонник есенинского творчества А.Н. Дурнаво приехал в Константиново и записал единственный стих матери Есенина [56] (приводится полный текст, жирный курсив мой – Ломов):
Для уроженца сельской местности, не написавшего за свою жизнь ни одного стиха – почти шедевр.
Молчание конспирологов
Конспирологи, ставящие факт отпевания Есенина по инициативе матери одним из главных доказательств убийства Есенина, почему-то об этом стихе матери Есенина молчат, не сговариваясь.
Ещё бы, такое опровержение «дела всей жизни».
Убедит стих матери Есенина конспирологов? Вряд ли, иллюзий лучше не строить.
На каждый аргумент сторонников одной версии обязательно найдётся контраргумент визави, которые (аргументы) совокупно, если не зашориваться рамками одной гипотезы, составляют хорошую конкуренцию друг другу.
Астрология – Ваш выход!..
Иными словами, одним сталкингом проблемы «не взять».
Посему на оккультно-мистическом стихе матери Есенина – Татьяны Фёдоровны завершим «сталкерский» блок и переходим непосредственно к астрологическим обстоятельствам смерти Есенина.
Ибо только астрология из всех оккультных наук может что-то доказать с возможностью воспроизведения полученных результатов любым из её адептов.